В. Монахов. «Восемь дней в «ЧК» или кое-что о «Хрустальном замке» (новелла)

... Я попрощался с приятелями и вышел к дому. Уже начало смеркаться. Снизу с Адриатики тянул ласковый теплый ветерок. До дома рукой подать. Поэтому я шел очень медленно, продолжая вкушать послевкусие от «Фалернского». Голова слегка кружилась, как всегда. Но не от вина, что-там два фужера. Это последствия после контузии, что случилась со мной уже более трех лет назад. Быстро ходить я отвык. Отучил себя и от резких движений.

Моя каменная ограда. Калитка. К крыльцу поднимается дорожка, обрамленная вечно цветущими рододендронами. А вот и мой «Хрустальный замок». Ишь сияет, купаясь в теплом свете зари. Молодец я. Когда строили дом, я попросил строителей вмонтировать с трех сторон стекла, узкие и разноформатные, прямо в штукатурку, с чуть разными углами. Эффект превзошел все ожидания. С раннего утра до позднего вечера дом сияет.

Я поднялся на крыльцо, домой идти не хотелось. Присел на последнюю ступеньку, закурил и уставился на море. Горизонта не было. Темнеющее небо плавно спустилось в водный массив. Когда кончил курить, я почувствовал, как в мои ноздри потянулся густой дух цветущего сада. Почему-то он именно вечером испускает из себя все ароматы. И конечно оглушительный хор цикад, с редкими струнными вкраплениями садовых птиц.

Я сидел и не о чем не думал. Был в прострации. Это состояние очень часто посещает меня в последнее время. И оно мне поднадоело. Ну, ничего. Постепенно дело идет на поправку. Бывают и просветы. Я снова спешу в мастерскую и берусь за кисти. Работаю с максимальной отдачей. Зная, что этот просвет не вечный, после начнется опять затемнение. Потом смотришь, что успел натворить и не верится. Но апатия уже делает свое дело и тебе все равно.

Пора и у койку. Забывшись, резко встал, и ... голова пошла кругом, и я потерял сознание. Получите! Помню напоследок звуки металла. Не знаю, сколько пролежал на крылечной решетке. Очнулся в темноте. Кряхтя, отпер замок. Дошел до спальни. И не раздеваясь, плюхнулся в постель. Спал долго, но мучительно, время от времени исторгая стоны. Пробудился от телефонного звонка ... Но это было не так ...

А было так.

До ночи я сидел в своем «вольтеровском» кресле. Слушал классическую музыку по радио «Орфей». Пил какое-то испанское вино, нашего Гатчинского розлива. Неплохое. Я в «яме». А это значит, чувствую себя паршиво. Слабость, головокружение, ноги не четко выполняют свои обязанности. К сожалению, это состояние повторяется часто, вот уже более трех лет после контузии. И я его ожидал. Перед этим я пережил месячную полосу просвета. И успел написать большую очень сложную работу – «Распятие и овцы». Эскизы к ней были сделаны в предыдущие просветы. Я спешил и работал очень интенсивно, зная, что скоро попаду в «яму». По двум причинам. Во-первых, после окончания серьезных работ, я обязательно впадаю в депрессию, и во вторых, в связи с последствиями контузии это обязательно отразится на моем здоровье. Так и получилось. Картинищу я вынес в другую комнату. В силу наступившей апатии я не мог смотреть на нее.

«Орфей» на ночь закрылся. Пора и мне у койку. Забывшись, я резко встал, чего мне категорически нельзя делать в этом состоянии. Сделал четыре шага до прихожей и с кружащейся башкой я упал, уже без сознания. Помню только металлический грохот. Сколько пролежал не помню. Очнулся на старинной решетке перед входной дверью.

Благо спальня рядом. Спал долго, но мучительно, время от времени исторгая стоны. Пробудился от телефонного звонка ...

... Послышался бодрый голос моей старинной, доброй знакомой, Нинели Речини. Боже милостивый! Знакомство с ней это Твой Дар. Наверно в качестве компенсации за череду всяких разных приключений с жирным знаком минус. Я бы сказал, что у нас за эти годы сложились дружеские отношения. Почему? – Не знаю. Нинели сейчас 72 года. (Кто бы дал ей столько? Невысокого роста, она очень крепкого телосложения и, как я точно знаю, удивительно вынослива). Мне 58. Она всю жизнь работала хирургом. Я художник, правда, не без имени. В прессе достаточно часто упоминают мое имя, и не только в нашем городке. Это дало мне возможность собрать достаточно средств для строительства «хрустального замка».

«Добрый день Влади. Как здоровье?»

«К ночи грохнулся на пол и в постели я как-то не пойму, плохо или не очень. Ничего отлежусь, все равно аппетита нет. Только рвет желчью. Кончится когда-нибудь. Вы же знаете, я живуч».

«Я сейчас приеду. До двери дойдете?»

«Что же я совсем развалина – дойду!»

Через полчаса раздался звонок. Доплелся. Открыл. Пока шел, почувствовал, что левый бок чего-то не то, больно. Нинели одновременно испуганно и приветливо посмотрела на меня. Я улыбнулся и опять пошел в спальню. Она подсела к кровати. Помолчала. А потом аккуратным голосом заявила:

«Я предлагаю переехать ко мне, в мою клинику, под мой надзор, до тех пор, пока Вы не придете в себя».

Я резко запротестовал. По жизни не люблю я быть кому-либо, хоть в чем-нибудь в обузу.

«Подумайте, у меня сейчас освободилась палата».

Я молчал. Очень неожиданно.

«Дайте подумать до утра».

«Договорились».

Нинели уехала. Я стал размышлять, что такое ее частная клиника, как она гордо ее называет. Она живет в красивом двухэтажном коттедже. Белый камень, высокие окна, шикарный сад, вид на море, которое плещется едва ли не под ее окнами. По договору с городской больницей сдает комнаты пациентам, пережившим цикл лечения, под реабилитацию, с необходимым комплексом обслуживания, для окончательного восстановления сил. Бывают паузы, когда пациентов нет. А тут такое совпадение. А что ты до сих пор не пользовался мелкими ненавязчивыми услугами Нинели? То еды привезет в судках, то прихватит у меня что-нибудь простирнуть. Честно говоря, мне завзятому холостяку, это всегда кстати. Готовить бывает лень, на стиральную, универсальную машину денег не хватает, да и острой нужды нет. Что особенного у меня стирать?

Прислушался к левому боку. Болезненный очаг расширялся и обострялся. Правда. Что ты будешь делать один на один, с этой, как я понял, нешуточной болячкой? А она очевидно прогрессирует.

Отмаявшись ночью, стал ждать звонка. Телефон.

«Ну как?»

«Согласен».

«Сейчас еду».

Нинели примчалась быстро.

«Ничего брать не нужно. Вставайте».

Я по привычке стал спускать ноги на пол и закричал от боли, свалившись на подушку. Нинели подсунула руку под спину.

«Помогите снять ноги!»

Она легко справилась и с этой задачей.

«Держите руку, я о нее обопрусь».

Оперся и, кривясь, встал. Идти было легче.

С трудом втиснулся в ее женский «Фиат», при этом левую ногу она осторожно переложила через порог. По кривой дороге спустились к морю. Повторилась опять болезненная процедура, но уже с выгрузкой моего тела.

С права от стеклянных дверей была прикреплена блестящая бронзовая доска с гравированным текстом – «Частная клиника Нинели Речини». В комнате на втором этаже Нинели стянула с меня джинсы, носки рубашку и я выпал в небытие. Но Нинели успела таки сделать мне обезболивающий укол ... И это было не так ...

Было так.

В трубке раздался женский, бодрый голос.

«Добрый день Владимир Константинович. Как чувствуете себя?»

«Не знаю. На ночь, правда, брякнулся в прихожей на решетку. Но я сейчас лежу и ничего не чувствую».

«Вам, что-нибудь поесть принести – творожок или куриный бульон?»

«Нет, спасибо».

«Я принесу постиранное».

«Хорошо».

Дорогая моя, заботливая, Нина Георгиевна Речинская, я ее никогда ни о чем не прошу. На постирушку она просто заявляет – «Что постирать?» и обязательно, когда она приносит постиранное, принесет что-нибудь поесть, суп ли, котлеты, винегрет, плотно упакованные в банки. Конечно, пригождается, освобождая меня от лишнего хождения по магазинам и нудного колдования за электроплиткой. Особенно это стало кстати в последние мои болящие годы. Неутомимость НГР (как я ее зову про себя) меня поражает. Я так привык и к мыслям и наблюдениям, что 72 года для многих женщин это практически старость и вечное нытье на болезни. Где там! Посмотрели бы Вы, как она работает топором, вырубая заросли молодняка в нашем парке на субботниках. Или такая деталь. Когда ей надо что-то в квартире усовершенствовать, она открывает свои сундучки и находит любые необходимые инструменты, железки, проволочки. Да это и неудивительно. По профессии она всю жизнь сталкивалась с техникой. Нам все же привычней образ пожилой женщины, которая по случаю мелкого домашнего ЧП находит за бутылку знакомого Сашку – Лешку. И вот как–то на субботнике в парке нас свел случай. Наш город небольшой. Но пути наши до этого не пересекались. Хотя, когда НГР со мной познакомилась, она уже хорошо знала мое творчество по выставкам. Да и упоминания обо мне во всякого рода прессе тоже ей попадались. Встреча за встречей нас сблизили. Хотя она такой же скептик, как и я.

Надо открывать уличную дверь. А я ее открываю только по предварительному телефонному звонку. Дверной звонок снял. Не хочу, как Ванька бегать на каждый звонок. А телефоны у всех приличных людей есть. На стуки не реагирую.

Стал опускать ноги. Опа! Левый-то бок ого-го! А что ты хочешь после встречи с решеткой! Сел в кресло. Сидя как-то не так болезненно.

В прихожей на полу Нина Георгиевна обратила внимание на дорожку из жидкости.

«Это желчь. Не успел добежать до раковины, да высохнет».

Без слов НГР нашла тряпку, швабру и вытерла эту бяку. За эти годы она уже знала, что желчь признак ухудшения моего здоровья.

«Что болит?»

«По-моему, судя по желчи, я вчера опять схлопотал какую-то неприятность с мозгом. Но голова не болит. Болит бок. Честно говоря, во мне, я чувствую, любое движение вызывает дискомфорт. Видимо опять, на какое-то время буду прикован к креслу. Ну и хватит о грустном. Как Марина? Когда уезжает?»

«Не скоро. А что у Вас на лице? Оно разбито».

«Где?»

«Вот с левой стороны».

«А я не чувствую».

Нина Георгиевна беспокойно сидела на стуле. Встала и заторопилась домой. А я опять впал в прострацию. Ближе к вечеру зазвонил телефон.

«Владимир Константинович! Послушайте меня внимательно, мы с Мариной посоветовались и решили предложить Вам переехать на время к нам, пока не станете чувствовать себя лучше. Вам нужен уход. А как Вы справитесь один?»

«Нет!» – ответил я резко. Кого-то обязывать своей болезнью не входило в мои привычки. И к тому же я верил в потенциал моего организма. Уж сколько раз я бывал в предкризисном состоянии, и мое упрямство удерживало меня. Да и само предложение застигло меня врасплох, настолько я отвык от настоящей большой женской заботы. Я в своем многолетним холостячестве задервенел, а с другой стороны, ведь помощь предлагает не кто-нибудь, а Нина Георгиевна, в которой за годы нашего знакомства я особенно оценил два замечательных качества: стабильность и оптимизм. Да и дружеские нити нас уже прочно связали. – «Я подумаю до утра».

Ночь далась тяжело. Утром около подушки зазвучал телефон. – «Я согласен».

Нина Георгиевна уже через 15 минут была у меня. Проверила все мое жилье и холодильник. Придерживая меня за локоть около всяких поворотов, вывела меня на крыльцо, закрыла замок, помогла спуститься с крыльца и мы тихим шагом вышли на тротуар. Такси уже ждало. Как куль плюхнулся в машину.

Дом НГР представлял из себя двухэтажное строение из серого кирпича, постройки конца 50 годов, на три подъезда. На доме коричневой краской красовалась корявая надпись: «ул. Урицкого, 56в».

На втором этаже в ее квартире мне была выделена комната. НГР помогла мне снять верхнюю одежду. Во всем остальном я свалился на кровать и забылся. Очнулся от жажды. Вода стояла на табуретке рядом с кроватью. Я отпил полстакана. Дверь в гостиную была открыта, и я в проем прохрипел: «Нина Георгиевна! Принесите тазик» Она отреагировала сразу, догадываясь, зачем он мне нужен. Да, через пять минут началась рвота. Я превозмог себя и сел на кровати. Зажал между колен тазик, и из меня полилась бурным потоком желчь. Левые ребра аж стонали от боли, а желудок, наплевав на них, знай себе, выворачивал меня наизнанку. Ух! Мутить перестало. Голова просветлела, начала что-то соображать. Как это я вторгся в чужое пространство.

«Нина Георгиевна! Извините меня за это вот» – она лишь сочувственно смотрела на меня.

«А как же Вы с Мариной будете спать?»

«Я в гостиной, а Марина на раскладушке, на кухне» – и увидев мое изумление добавила – «Вы не беспокойтесь. Марине не привыкать. У нас и раньше как какой-нибудь гость, останавливался, Марина раскладушку под мышку и на кухню, к батарее».

Я попросил помочь мне подняться, чтобы перейти в гостиную. Подал правую руку. НГР мужской хваткой потянула ее, пытаясь меня поднять. В ребрах, что-то закричало, вместе со мной. Прибежала Марина и сгоряча схватила меня за левую руку. У меня потемнело в глазах. Стоп. Тогда они взяли за подмышки. Ребра и в этот раз возмутились от адской боли. Стоп.

«Нина Георгиевна! У Вас сильные руки. Вы просто держите руку передо мной. Мне нужна точка опоры».

Я взял ее руку, оперся об нее и потихонечку приподнялся, в гостиную вошел своим вялым ходом, но под контролем. Присел на большой диван. Меня тут же обложили подушками. Вроде так ничего. С НГР стали обсуждать набор медикаментов исходя из моего и ее опыта. Сейчас главное стабилизировать желудок. Тазик стоял рядом со мной, еще не раз принимавший в себя извержения желчи. Подлая, она сделала еще одно гадкое дело – посадила мой голос. Я говорил с большим трудом, рискуя при перенапряжении вызвать новый приступ. Изнемог. Отвалился на подушки. А тут новая напасть – хрипы, хрипы курильщика. Обычно я откашливался легко, не замечая. А сейчас ... Так дело не пойдет. Чтобы кашлянуть мои ребра тут же начинали возникать – ни-ни, а то будет очень больно. И я давил сипы натуженной глоткой. Но они вскоре опять подавали свой хриплый, сухой звук, требующий всего-навсего кашлянуть, что было просто не реально.

Попросил включить телевизор. Все отвлечение. Тем временем НГР занялась моим лицом. Кожа была содрана во весь висок до скулы, без крови. Я попросил не беспокоиться из–за этой ерунды. Сколько было с детства всякого такого. Но мой «лекарь» настояла на обработке, во избежание мало ли чего. Сдался. Произошла обработка. Я целиком доверился житейскому опыту НГР. Нина Георгиевна повернула меня на правый бок и стала ощупывать левый. Где? Да вот здесь, змей сидит. Она чем-то растерла это место и обмотала платком. – «Все, отдыхайте». Повернула на спину, поставила рядом со мной воду с морсом, внизу тазик. Я тупо уставился в ТВ. У меня то дома его нет.

За полночь собрались спать. НГР осторожно сняла мою левую ногу с дивана. Я, опираясь на ее руку, встал, дошел до спальни, лег. Рядом обязательные вода и тазик. Спать не мог. Вздремывал и стонал. Иногда хватался за тазик. В темной комнате, недалеко от моей кровати угадывался черный проем открытой двери в гостиную. Я иногда поглядывал на него. Неожиданно увидел нечто едва заметно серое, чуть светлее черноты проема. Прямо привидение. Всмотрелся. А это НГР, в ночной рубашке, стояла в дверях и смотрела на меня. «Все в порядке, не умираю» – привидение исчезло. А я продолжал стонать и производить жуткие звуки, когда рвало.

Утром выяснилось, что любезная моя Нина Георгиевна, не спала всю ночь, все прислушивалась ко мне. Она вынесла почти полтазика желчи. А я чувствовал себя еще хуже, чем накануне. Почти не мог шевелиться. Однако мы передислоцировали мое тело в гостиную. Накушавшись таблеток, лентяйкой включил ТВ и через 15 минут заснул. Хорошо. В мозге после сна наступила тишина.

«Надо вызывать врача» – это НГР при молчаливой поддержке своей дочери. Я стал обдумывать эту ситуацию. Мои мысли, как и чувства, были пришиблены. Напор женщин доконал меня, и я дал наводку, как найти одного из ведущих врачей больницы. Пока Нина Георгиевна безуспешно пыталась на него выйти, обдумывал ситуацию дальше: я с моими двумя болезнями и больница. Нет, не вяжется. Не нашла. Я не удивился. Начался уикенд. Врачи тоже люди. Скорую помощь! У меня и там есть связи. Ну и что? Сделают обезболивающий укол и привет.

«Кстати, нет ли в Вашей аптечке анальгина?»

НГР встрепенулась: – «Нет. У меня на него аллергия».

Быстро оделась и убежала в аптеку. Принял сразу две таблетки. Болячка притупилась. НГР проделала процедуру с ребрами. Попросил обеих моих надзирательниц пока забыть о «дохтурах». Опять посмотрел ТВ. Опять НГР помогла мне добраться до постели, опять рядом вода, для прополаскивания пересыхающей глотки. Но дверь я закрыл.

Удалось несколько часов поспать – подремать. В душе при всех моих физических страданиях я был спокоен. Был в полной уверенности, что все это скоро пройдет. Терпение и меньше телодвижений. В ребрах, что-то такое серьезное случилось. Им необходим покой. Лежать и лежать. У меня и раньше были ушибы ребер, но такого еще не было.

Утром в организме я услышал щелчок. Хм! По-моему я перешел Рубикон. Предложили куриный бульон. Я вслушался в себя. Полстакана. И замер. Сидел неподвижно минут десять. Прижилось? Как бы – да и как бы – нет. Вскоре я опять склонился над тазиком. Опять перебрался на диван. Опять ТВ меня усыпил. Наконец-то я относительно нормально поспал.

Мои «Святые Женщины» установили полную тишину. Проснулся. Стал внимательно исследовать себя. Желудок как-то стал уходить в тень. Попробовал самостоятельно спустить левую ногу, с болью в ребрах все-таки спустил. Поднять обратно не смог. В дверь заглянула НГР – «Зашевелились» – подняла ногу на место. Комплект таблеток. Растирание ребер. Я показал ей на пустой тазик – «Что–нибудь поесть?» – «Нет, подожду» – «Попить?» – «Только глоток. И лежать, лежать» – в голове мелькнуло: Ну, чем не частная клиника? Ухмыльнулся. Сиплым, тощим голосом позвал НГР и пошутил: Это заведение, где я сейчас нахожусь, я бы назвал «Частная клиника имени Речинской» – посмеялись оба.

Третья ночь прошла почти без эксцессов. Только один раз. О, кей! Вот только хрипы по-прежнему мучили. Но все же хоть с перерывами поспал. Утром я попросил уже стакан бульона. Марина хорошо его приготовила. Желудок принял его, похоже, как должное. Но осторожненько, не зазнавайся. НГР опять начала колдовать над моими ребрами. Они тоже начали сдаваться ...

См. также: