Гатчинский дворец, годы испытаний

В октябре-ноябре 1917 года в помещениях дворца располагался штаб А. Керенского и П. Краснова, пытавшихся именно из Гатчины нанести удар по революции, победившей в Петрограде.

В мае 1918 года в бывшем императорском дворце был открыт один из первых в стране музеев для победивших народных масс. Однако не всегда его коллекции, да и сам дворец, использовались для нужд культуры. В 30-е годы часть дворца была использована для размещения воинских частей. В 20-е годы значительная часть коллекций, по существу за бесценок, была продана в частные собрания за рубеж. И тем не менее, Гатчинский дворцовый комплекс был известным музеем, с большой для того времени посещаемостью. Залы и коллекции дворца пользовались огромной популярностью у советских людей.

Судьба Гатчинского дворца-музея в предвоенные годы была очень неоднозначной. Существовавшая в это время предельно жесткая система руководства дворцами-музеями со стороны Управления культурно-просветительных предприятий исполкома Ленсовета не оставляла за учреждениями культуры каких-либо прав для самостоятельной деятельности, проведения в жизнь собственной политики, для выбора своих путей культурно-воспитательной работы, изучения произведений искусств.

В этом отношении весьма показательна переписка между заведующим музейным отделом Управления культурно-просветительных предприятий С. Трончинским и помощником директора Гатчинского дворца-музея по научной работе В. Смирновым.

«До управления, – пишет 28 ноября 1938 года С. Трончинский, – дошли слухи, что научный отдел Гатчины якобы выпустил сборник статей научно-исследовательского характера. Музейный отдел обо всем этом не имеет ни малейшего представления, вместе с тем музейный отдел далек от мысли, что такое серьезное мероприятие, как издание научных статей, могло быть предпринято не только без согласия, но и без ведома. Вследствие этого считаю необходимым предложить Вам незамедлительно дать мне письменное объяснение, чтобы рассеять слухи, циркулирующие по управлению и даже за его пределами» ¹.

Не нужно быть особенно проницательным, чтобы почувствовать за этими строчками смертельный холод Гулага.

А ведь речь шла всего-навсего о том, что научный отдел Гатчинского дворца-музея, состоявший из 11 человек, решил продолжить для своего сугубо внутреннего использования выпуск в четырех машинописных копиях бюллетеня «Старая Гатчина», начатый еще в 1922-1927 гг. В.К. Макаровым и возобновленный в конце 30-х годов Ю.В. Смирновым. В бюллетень включались завершенные плановые научные исследования сотрудников Гатчинского дворца-музея, посвященные истории строительства дворца, создания коллекций и т.п.

Для того чтобы отвести беспощадный начальственный гнев от голов своих товарищей (да и от своей тоже), Ю.В. Смирнову пришлось дать подробное и унизительное для него объяснение. И хотя «издание» очень скромных научных работ местными сотрудниками было продолжено, все понимали, что лучше не проявлять никакой самостоятельности, не делать ничего нового, непривычного и непонятного для начальства.

Откуда «дули» такие ветры, догадаться нетрудно. Для этого стоит лишь вспомнить слова тогдашнего заместителя начальника отдела по охране памятников Н.Н. Белехова, который в одном из своих выступлений в 1939 году сослался на высказывание секретаря Ленинградского обкома и горкома ВКП(б) А.А. Жданова: «Разрешите напомнить, что Андрей Александрович в своем докладе о реконструкции обрушился с критикой на работников, которые слишком ретиво охраняют царские резиденции, и высказал предположение, что не от нас ли они охраняют эти царские резиденции?»

Далее тот же Н.Н. Белехов подчеркнул, что согласно решению объединенного пленума горкома ВКП(б) и Ленсовета от 26 августа 1935 года «в пригородах работа должна определяться решением об освоении бывших царских резиденций под отдых трудящихся». При таком подходе денег на ремонт, на реставрационные и научные работы катастрофически не хватало. Вполне естественно поэтому, что вынужденные элементы хозяйственного расчета, складывавшиеся в эти годы, заставляли сотрудников Гатчинского дворца-музея и парка искать пути экономической эффективности и самостоятельности, пути, позволявшие им самим зарабатывать деньги и сокращать дотацию, получаемую от государства.

Наиболее простой – с учетом политического, экономического, культурного уровня посетителей и обстановки, царившей тогда в стране, – был путь организации массовых гуляний, устройства лыжных баз, аттракционов, тиров, парашютных вышек (одна из них, например, была сооружена на Сигнальной башне Гатчинского дворца) и т.д.

Внутренние резервы были найдены также за счет резкого сокращения работ по охране и содержанию в порядке ландшафтной зоны дворцовых парков: в документах дворца есть данные о том, что сотрудники Гатчинского музея торговали сеном, цветами, саженцами, сдавали квартиры в аренду и т.д. И именно это позволило им строить финансовую и производственную деятельность в интересах своей главной цели: сохранения художественно-исторического наследия.

Титаническая работа сотрудников Гатчинского дворца-музея позволила сберечь его подлинным единым комплексом. Здесь осталась обстановка последних лет царствования, множество бытовых вещей и деталей, уникальная ненарушенная архитектурно-декоративная отделка.

Под экспозицию в Гатчинском дворце-музее отводилось 100 залов общей площадью 5000 кв. метров (часть дворца – Кухонное каре – относилась не к музею, а к военному учреждению). Здесь было выставлено 24500 экспонатов. Из них оружие XVI-XIX веков – 1000 предметов; собрание восточного искусства – 4000 предметов; остальное – гобелены, мебель, фарфор, бронза, скульптура, живопись, акварели, осветительные приборы, музыкальные инструменты и т.д.

В парке, представлявшем прекрасный образец садового искусства второй половины XVIII века, находился ряд мраморных скульптур, павильонов, мостов, ворот.

В фондах музея хранилось более 19 тысяч экспонатов, 11,5 тысячи фотографий и негативов, 23,3 тысячи томов книг. Поддерживались регулярные связи с экскурсионными организациями Ленинграда. Постоянно росла посещаемость Гатчинского дворца. Достаточно сказать, что в 1939 году музей посетило более 303 тысяч человек, тогда как еще в 1934 году посетителей было всего 65 тысяч.

Вполне понятно, что защита бесценных богатств Гатчинского дворца все более волновала умы его администрации, научных работников, ученых города на Неве. Еще в мае 1936 года состоялся пленум Ленинградского Совета рабоче-крестьянских депутатов с повесткой дня «О подготовке трудящихся Ленинграда к противовоздушной и химической войне». К сожалению, в докладе председателя Ленсовета И.Ф. Кодацкого речь шла только лишь о строительстве бомбо- и газоубежищ, так как у Красной Армии создана такая мощь, которая позволит бить врага «не на нашей, а на чужой территории».

Сохранилось письмо А. Гаврилова, адресованное помощнику директора Гатчинского дворца по научной работе Ю.В. Смирнову: «Был у директора музея 15 ноября (1940 года), вручил ему для Вас план эвакуации имущества дворца при наступлении немцев, составленный мною, председателем эвакуационной комиссии в 1918 году и принятый Гатчинским исполкомом» ².

Это единственное встречающееся в открытых документах упоминание о серьезном отношении сотрудников дворца-музея к проблеме спасения его ценностей во время первой эвакуации в 1917-1918 годах. Были для этих беспокойств веские причины.

В середине 30-х годов, особенно после первых известий о варварствах фашистов в Эфиопии, Испании, после преступной бомбардировки Герники стало ясно, что будущая война не пощадит историко-культурые ценности, хранящиеся в музеях страны. Именно поэтому уже в 1936 году в пригородных дворцах-музеях специальной комиссией был разработан план «разгрузки» музейных ценностей.

Согласно этому плану из дворцов Пушкина, Петергофа, Слуцка (Павловска), Красногвардейска (Гатчины) подлежал эвакуации 4871 экспонат за 4 дня. Цифры, прямо скажем, смехотворные. В соответствии с данными объемами, Октябрьская железная дорога должна была выделить в случае войны всего восемь –не эшелонов, нет, –вагонов! Причем четыре вагона из этих восьми предназначались Гатчинскому дворцу. В «плане» на полном серьезе объяснялись причины, по которым Гатчинскому дворцу-музею выделялось наибольшее количество вагонов. Из них главнейшими были следующие: отдаленность Гатчины от Ленинграда, наличие большего, чем в других музеях, числа первоклассных музейных вещей (например, в Гатчинском дворце было 54 тысячи единиц музейного хранения, в Петергофе – 31,5 тысячи, в Павловске – 22 тысячи).

Немаловажным было и то, что рядом с Гатчинским дворцом (примерно в 600 метрах) находился крупный военный объект – аэродром, который мог привлечь внимание бомбардировочной авиации противника.

В своей работе комиссия учитывала вывоз лишь самых редчайших уникальных памятников, для хранения которых были определены базы в городах Горьком и Сарапуле (Удмуртская АССР).

После многократных «слезных» просьб работников музея в 1939 году Управление культурно-просветительных предприятий Ленгорисполкома дало директиву подведомственным музеям о составлении списков для эвакуации большего числа экспонатов. Они были разбиты на три категории по степени исторической и художественной ценности. В списки были включены все ценные произведения живописи, графики, скульптуры, всех видов декоративно-прикладного искусства. При этом оказалось, что количество экспонатов, достойных вывоза, во много раз превысило количество тех, которые были определены комиссией в 1936 году.

Однако все эти усилия оказались напрасными. Сначала местное руководство, а затем и центральные правительственные органы остались глухи и немы к мольбам работников музеев. Таким образом, и на 1941 год в действии остался старый вариант эвакуации: 4871 экспонат, 8 вагонов, 4 дня.

Теперь уже ясно, что к началу Великой Отечественной войны музеи Управления культурно-просветительных предприятий Ленгорисполкома пришли фактически с планом не эвакуации, а «разгрузки» музейных ценностей, утвержденным еще в 1936 году. Исходя из этого и были предусмотрены финансовые средства, рабочая сила, транспорт. В действие план эвакуации должен был войти автоматически с объявлением мобилизации. С горечью приходится констатировать, что его введение в действие распоряжением Военного отдела Ленгорисполкома было отложено на неопределенное время до особого указания...

¹ ЛГАЛИ. Ф. 309. Оп. 2. Д. 15. Л. 42.

² ЛГАЛИ. Ф. 309. Оп. 1. Д. 23. Л. 65.